Бегущая по волнам.
Глава XXXII

Глава XXXII

Отъезжая с Биче и Ботвелем, я был стеснен, отлично понимая, что стесняет меня. Я был неясен Биче, ее отчетливому представлению о людях и положениях. Я вышел из карнавала в действие жизни, как бы просто открыв тайную дверь, сам храня в тени свою душевную линию, какая, переплетясь с явной линией, образовала узлы.

В экипаже я сидел рядом с Биче, имея перед собой Ботвеля, который, по многим приметам, был для Биче добрым приятелем, как это случается между молодыми людьми разного пола, связанными родством, обоюдной симпатией и похожими вкусами. Мы начали разговаривать, но скоро должны были оставить это, так как, едва выехав, уже оказались в действии законов игры, - того самого карнавального перевоплощения, в каком я кружился вчера. Экипаж двигался с великим трудом, осыпанный цветным бумажным снегом, который почти весь приходился на долю Биче, так же как и серпантин, медленно опускающийся с балконов шуршащими лентами. Публика дурачилась, приплясывая, хохоча и крича. Свет был резок и бесноват, как в кругу пожара. Импровизированные оркестры с кастрюлями, тазами и бумажными трубами, издававшими дикий рев, шатались по перекресткам. Еще не было процессий и кортежей; задавала тон самая ликующая часть населения - мальчишки и подростки всех цветов кожи и компании на балконах, откуда нас старательно удили серпантином.

Выбравшись на набережную, Ботвель приказал вознице ехать к тому месту, где стояла "Бегущая по волнам", но, попав туда, мы узнали от вахтенного с баркаса, что судно уведено на рейд, почему наняли шлюпку. Нам пришлось обогнуть несколько пароходов, оглашаемых музыкой и освещенных иллюминацией. Мы стали уходить от полосы берегового света, погрузясь в сумерки и затем в тьму, где, заметив неподвижный мачтовый огонь, один из лодочников сказал:

- Это она.

- Рады ли вы? - спросил я, наклоняясь к Биче.

- Едва ли. - Биче всматривалась. - У меня нет чувства приближения к той самой "Бегущей по волнам", о которой мне рассказывал отец, что ее выстроили на дне моря, пользуясь рыбой пилой и рыбой-молотком, два поплевывающих на руки молодца-гиганта: "Замысел" и "Секрет".

- Это пройдет, - заметил Ботвель. - Надо только приехать и осмотреться. Ступить на палубу ногой, топнуть. Вот и все.

- Она как бы больна, - сказала Биче. - Недуг формальностей.. и довольно жалкое прошлое.

- Сбилась с пути, - подтвердил Ботвель, вызвав смех.

- Говорят, нашли труп, - сказал лодочник, присматриваясь к нам. Он, видимо, слышал обо всем этом деле. - У нас разное говорили...

- Вы ошибаетесь, - возразила Биче, - этого не могло быть.

Шлюпка стукнулась о борт. На корабле было тихо.

- Эй, на "Бегущей"! - закричал, вставая, Ботвель. Над водой склонилась неясная фигура. Это был агент, который, после недолгих переговоров, приправленных интересующими его намеками благодарности, позвал матроса и спустил трап.

Тотчас прибежал еще один человек; за ним третий. Это были Гораций и повар. Мулат шумно приветствовал меня. Повар принес фонарь. При слабом, неверном свете фонаря мы поднялись на палубу.

- Наконец-то! - сказала Биче тоном удовольствия, когда прошла от борта вперед и обернулась. - В каком же положении экипаж?

Гораций объяснил, но так бестолково и суетливо, что мы, не дослушав, все перешли в салон. Электричество, вспыхнув в лампах, осветило углы и предметы, на которые я смотрел несколько дней назад. Я заметил, что прибрано и подметено плохо; видимо, еще не улеглось потрясение, вызванное катастрофой.

На корабле остались Гораций, повар, агент, выжидающий случая проследить ходы контрабандной торговли, и один матрос; все остальные были арестованы или получили расчет из денег, найденных при Гезе. Я не особо вникал в это, так как смотрел на Биче, стараясь уловить ее чувства.

и затих, и, проследив его направление, я увидел, что она смотрит на сломанную женскую гребенку, лежавшую на буфете.

- Ну, так расскажите еще, - сказала Биче, видя, как я внимателен к этому ее взгляду на предмет незначительный и красноречивый. - Где вы помещались? Где была ваша каюта? Не первая ли от трапа? Да? Тогда пройдемте в нее.

Открыв дверь в эту каюту, я объяснил Биче положение действовавших лиц и как я попался, обманутый мнимым раскаянием Геза.

- Начинаю представлять, - сказала Биче. - Очень все это печально. Очень грустно! Но я не намереваюсь долго быть здесь. Взойдемте наверх.

- То чувство не проходит?

этого ничего не было!

- Вы оскорблены?

- Да, это настоящее слово. Я оскорблена. Итак, взойдемте наверх. Мы вышли. Я ждал, куда она поведет меня, с волнением - и не ошибся: Биче остановилась у трапа.

- Вот отсюда, - сказала она, показывая рукой вниз, за борт. - И - один!

Я, кажется, никогда не почувствую, не представлю со всей силой переживания, как это могло быть. Один!

Я вспомнил, что сказала мне Фрези Грант. Но было уже поздно. Биче смотрела на меня с тягостным, суровым неудовольствием. Момент молчания предал меня. Я не сумел ни поправиться, ни твердостью взгляда отвести тайную мысль Биче, и это передалось ей.

- Гарвей, - сказала она с нежной, и прямой силой, впервые зазвучавшей в ее веселом, беспечном голосе, - Гарвей, скажите мне правду!