• Приглашаем посетить наш сайт
    Мандельштам (mandelshtam.lit-info.ru)
  • Редкий фотографический аппарат

    I

    За Зурбаганом, в местности проклятой самим богом, в голой, напоминающей ад степи, стояла каменная статуя, изображающая женщину в сидячем положении, с руками, поднятыми вверх, к небу, и глазами, опущенными к земле. Никто из жителей окрестностей Зурбагана не мог бы указать происхождения этой статуи, никто также не мог объяснить, кого изображает она. Жители прозвали статую "Ленивой Матерью" и с суеверным страхом обходили ее. Как бы то ни было, это ничтожное каменное отражение давно прошедшей и давно мертвой жизни волей судьбы и бога уничтожило двух людей.

    Смеркалось, когда старый рудокоп Энох вышел за границу степи, окружающей Зурбаган. В рудниках Западной Пирамиды Энох заработал около двух тысяч рублей. Его жена, мать и брат жили в Зурбагане, он шесть месяцев не видал их. Торопясь обнять близких людей, Энох ради сокращения пути двинулся от железнодорожной станции хорошо знакомыми окольными тропинками, сперва - лесом, а затем, где мы и застаем его, - степью. Ему оставалось не более двух часов быстрой ходьбы.

    Несколько дождевых капель упало на руки и лицо Эноха, и рудокоп поднял голову. Тревожный, бледный свет угасающего солнца с трудом выбивался из-под низких грозных туч, тяжко взбиравшихся к зениту над головой путника.

    Фиолетовая густая тьма зарокотала вдали глухим громом, полным еще сдерживаемой, но готовой разразиться неистово ярости. Энох сморщился и прибавил шагу. Скоро дождь хлынул ливнем, а из грома, закипев белым трепетом небесных трещин, выросли извилистые распадения молний. Почти непрерывно, с редкими удушливыми моментами тишины, ударял гром. Содрогающийся ослепительный блеск падал из темных туч вниз на крыльях ветра и ливня. Энох, смокший насквозь, не шел, а бежал к "Ленивой Матери". Он и раньше видал ее, а теперь, заметив ее издалека, поспешил под ее сомнительное прикрытие. Статуя то появлялась, то исчезала, смотря по силе небесных вспышек.

    Достигнув подножия двухсаженного изваяния, Энох увидел, что меж ногами идола сидит, как в будке, плохо одетый человек. Человек этот пристально смотрел на него.

    II

    Рудокоп не был трусом, но деньги, зашитые в его кожаном поясе, гроза, действующая на нервы, и уныло замкнутое лицо неизвестного испортили ему настроение, которое, несмотря на дождь, благодаря близости дома было до этого весьма бодрым. Он кивнул сидевшему и оперся плечом о квадратное колено изваяния. Успев заметить, что неизвестный держит в руках старое одноствольное ружье, что лицо его трудно представить улыбающимся и что на его левой руке не хватает среднего пальца, Энох сказал:

    - Хорошее местечко выбрали вы себе, сосед. Правда, из-за этого колена мне не бежит, как раньше, вода за воротник, но все-таки брызжет на голову. Сидевший внимательно осмотрел Эноха и кивнул головой.

    - Вы от станции? - спросил он.

    - Да.

    - Значит, сбились с дороги. Нужно было забирать левее, к холмам.

    - Я здешний, - возразил рудокоп. - Все дороги я знаю, но это направление сокращает путь.

    - Сокращает путь? - повторил незнакомец. - Возможно... Судя по костюму, вы работали в горах на западе?

    - Работал, - неохотно ответил Энох и замолчал.

    Сердце его, вдруг затосковав, сжалось. Незнакомец не сказал ничего, кроме самых естественных при этой оригинальной встрече фраз, но рудокопу захотелось уйти. Сунув руку в карман, где лежал револьвер, он украдкой посмотрел на сидевшего. Тот, опустив глаза, легонько посвистывал. Ветер усилился. Уши Эноха начали уже привыкать к неистовому громовому реву, но тут раздался такой взрыв, что он невольно нагнул голову. Молния чрезвычайной силы и длительности замела степь. Неизвестный сказал:

    - Давно уже собираюсь я навестить рудники. Там хорошо платят.

    - Да, хорошо! - вздрогнул и слишком поспешно вздохнул Энох. - Знаете, хорошо там, где нас нет. Вот когда я был молодым, тогда действительно зарабатывал, а теперь - старость... собачья жизнь... А что, - продолжал он, намекая на профессию охотника, - разве лисицы и бобры ходят теперь без шкур? Незнакомец, ничего не ответив, снова опустил голову.

    - Пойду, пожалуй, - сказал Энох, - небо проясняется.

    - Что вы! Идут новые тучи!

    - Это ничего... ветер стихает.

    - Ого! Ревет, как водопад!

    - Да и дождь, кажется, сдал. Надо идти.

    Неизвестный, вложив новый патрон, смотрел некоторое время, скосив глаза, как слабо шевелятся на земле руки убитого, сводимые судорогой агонии, затем, встав, присел на корточки возле Эноха.

    - Глупо было бы не воспользоваться случаем при виде такого толстого кожаного пояса, - сказал он. - А он еще толковал мне о лисьих шкурках! Нет! Я, старый Бартон, знаю, что делаю. Ну-ка, поясок, вскройся!

    Он разрезал ножом трехфунтовое утолщение пояса и с руками, полными денег, удалился на сухое место меж ногами статуи, где, перегрузив добычу в карманы, сидел несколько минут, стараясь побороть возбуждение убийством и сообразить, в какую сторону удалиться. Когда это было решено им в пользу одного из кабаков Зурбагана, Бартон встал и вышел под дождь. Тут ожидала его крупная неприятность. Волна белого огня молнии, сопровождаемая потрясающим небесным ударом, одела статую с вершины до земли жгучей, сверкающей пеленой, и Бартон, потеряв сознание, ткнулся лицом в землю.

    Часа два оглушенный и мертвый лежали рядом. Тучи, отдав земле всю бешеную влагу, скрылись, и над ночной степью показались тихие звезды. Холод ночи оживил Бартона. Шатаясь, с трудом поднялся он на занывших руках, потом сел, хватаясь за обожженный затылок. Сознание медленно возвращалось к нему. Отдохнув, он направился в Зурбаган.

    III

    К вечеру следующего дня в одну из Зурбаганских больниц доставили пьяного, сильно израненного ножами в драке человека. Его звали Бартон. Он, страшно ругаясь, рассказал, что его товарищи вздумали смеяться над ним, уверяя, будто на его шее существует татуировка, и высказали предположение, что кто-нибудь подшутил над ним во время пьяного сна, поместив рисунок на таком странном месте. Он, разумеется, парень горячий и т. д., и себя в обиду не даст и т. д., и сейчас же схватился за нож и т. д., и его исколотили. Он рассказывал это в то время, когда ему делали перевязку. Доктор, зайдя сзади, посмотрел на шею Бартона.

    - Какое-то синее пятно, - сказал он, - вероятно, синяк.

    - Вот это может быть, - подхватил Бартон, рассматривая рану выше локтя, из которой обильно текла кровь. - Я никому не позволю смеяться, ей-богу. Доктор, щурясь, нагибался все ближе к Бартоновой шее.

    - Когда тебя так хватит громом, как хватило меня, - продолжал Бартон, - я думаю, будет синяк.

    - А вас хватило? - спросил доктор.

    Доктор взял губку, смочил ее и потер шею Бартона.

    - Это-то ничего, - сказал тот, - вот в боку дыра - это поважнее.

    - Ну, все-таки, - сказал доктор, - лечить, так лечить!

    Бартон начал стонать. Доктор, приблизив к шее Бартона сильную лупу, увидел интересную вещь. На белой полоске кожи ясно обозначался рисунок синего цвета, похожий на старинные фотографии; контуры его были расплывчаты, но до странности походили на всем известную статую "Ленивой Матери". Поднятые вверх руки статуи обозначались особенно ясно. Внизу с раскинутыми руками и ногами лежал человек.

    Он вышел в другую комнату, думая о том, как неожиданно открылся автор преступления, обеспокоившего зурбаганцев. Вскоре явился вызванный в больницу начальник полиции.

    - Первый раз в жизни слышу о такой штуке! - воскликнул он на заявление доктора.

    - То ли еще делает молния, - возразил доктор. - Молния фотографирует иногда еще удачнее, чем в этом случае. А что вы скажете на свидетельство науки, что молния, не ранив человека, может раздеть его донага, не расстегивая воротника и манжет и не развязывая башмачных шнурков? Все это - загадочные явления одного порядка с действием смерча, когда, например, черепицы на крышах оказываются перевернутыми в том же порядке, но левой стороной вверх. Нет, снимок вышел удачный.

    - Надеюсь, - сказал чиновник, - что этих ручных кандалов, что у меня в руках, не снять даже молнии. Я иду надеть их на негатив.

    Редкий фотографический аппарат. Впервые - журнал "Геркулес", 1914, Э 10; под заглавиями "Огненная стрела" - "Петроградский листок", 1916, 24 ноября, "Предательское пятно" - "Экран Рабочей газеты", 1924, Э 23 (35).

    Раздел сайта: