XVI. Великая мечта
Утром следующего дня, проснувшись с восходом солнца, Гент поспешил в сад, где увидел Ливингстона, гуляющего среди деревьев. Поздоровавшись, он заметил, что путешественник в хорошем расположении духа; Ливингстон стал рассказывать об Уиджиджи, юмористически рисуя местные нравы и обычаи.
С своей стороны Гент поведал ему различные приключения: в Зимбауэни, с арабами, выстрел Шау и многое другое.
— Да, да, несомненно, он хотел убить Стэнли, — заметил Ливингстон. Затем он перешел к зимбауэнским заговорам: — Это странная, да, очень странная история, Гент! Арабы вообще деспоты и нахалы. Страна ненавидит их. Они возвели работорговлю в систему, у них есть центры, разветвления, тысячи агентов… Вот я расскажу вам о Маниуэме; эта страна граничит с областью Урда; до сих пор ни один европеец не был еще в тех местах.
Меня смешивали с арабами; я объяснил свою принадлежность к совершенно особой белой европейской нации, не имеющей с арабами ничего общего. Тогда они доверились мне, и я узнал много новых вещей.
За невольников Маниуэмы дают высокую цену: они светлокожи, стройны, красивы, прилежны и искусны в ремеслах. Они делают ткани из волокнистых растений и окрашивают их красками. На маниуэмских женщинах охотно женятся кровные арабы; и вообще эти племена стоят более высоко в умственном отношении, чем другие племена Африки.
Между тем совершенно неизвестно употребление огнестрельного оружия; выстрел панически пугает их. Поэтому небольшая шайка арабов, вооруженных винтовками, может ограбить целую область и увести с собой все взрослое население.
Последнее время арабы по оплошности продавали им ружья, порох и научили стрелять, подготовив этим самим себе ряд энергичных сопротивлений, а теперь стали преследовать, даже убивать тех, кто продает туземцам оружие. Вообще низость, жестокость и жадность арабов делают их объектом всеобщего туземного отвращения.
В саду показалась черная физиономия Кумилаги, негритянки, кухарки Ливингстона. Она звала:
— Господин, идите есть, завтрак и кофе поданы. Все остынет.
— Иду, иду, Кумилага, — сказал Ливингстон, — пойдемте, мистер Гент, аппетит у вас, слава богу, хороший, не то что у меня.
На завтрак были сыр, масло, пирожки, лесные сливы, сливки и кофе.
На уютной террасе было огненно-светло от поднявшегося над озером солнца. За завтраком доктор говорил о богатствах Маниуэмы, ее медных залежах, золотоносных ручьях, плодородии и прекрасном климате. Когда стали курить и пить кофе, Гент заговорил наконец о своем плане:
— Если бы вы задали себе вопрос, сэр, не одна ли простая благодарность и уважение к вашей личности привели меня сюда, — вы не много ошиблись бы. К счастью, этому сопутствует еще одно обстоятельство, о котором я не говорил вчера по позднему времени. Это обстоятельство вот какое: на южном отроге Руфутских гор, к югу от Зимбауэни и милях в ста пятидесяти от Багамойо, я нашел клад, скрытый в искусственной пещере.
Гент описал клад, приблизительные размеры его и показал Ливингстону несколько бриллиантов. Ливингстон был заинтересован в высшей степени: осмотрев камни, он сделал знак, приглашающий продолжать, и, убрав драгоценности, Гент снова заговорил:
— Вы знаете мое отвращение к богатству. Нормально это или ненормально — вопрос другой. Но к тому времени, когда я нашел сокровище, я все сильнее и сильнее стал чувствовать, что моя жизнь лишена большого содержания, лишена такой деятельности, которая, вполне захватив меня, наполнила бы ее удовлетворением.
Что-нибудь одностороннее, например благотворительность, покровительство наукам, искусству, не дало бы мне, говоря откровенно, никакого удовлетворения. Я помирился бы лишь на деле, задевающем все проявления жизни, равно духовной и материальной. Начав думать в этом направлении, я вспомнил вас.
…Год тому назад в Европе ходили слухи, и даже была уверенность, что вы погибли… Но я вспомнил о деле вашей жизни и понял, что, обратив богатства Руфутской пещеры по руслу открытий, связанных с путешествиями, я коснусь всей жизни земли, войду в прикосновение с самыми разнообразными сторонами человеческой деятельности — промышленностью, медициной, наукой, прикладной и отвлеченной, географией, этнографией, филологией, ботаникой, музыкой и поэзией, природой и приключениями, живописью и театром, литературой всех родов — одним словом, со всем движением человечества. И я представил себе человека, способного стать главой такого дела…
Этот человек — вы.
колоссальным состоянием еще не дает само по себе прав на такое положение, но более всего потому, что для большого дела надо родиться, отвечать задачам и величине предприятия. На это есть вы.
Теперь рассмотрите, прошу вас, следующие мои предположения.
Основать «Общество открытий и исследований во всех частях земного шара». Мой план станет вам ясен, если для примера я ограничусь Африкой.
Прежде всего общество приобретает целую флотилию судов, предназначенных для дальнего плавания. Эти суда, погрузив необходимые материалы, двинутся к берегам Африки.
От ее гаваней тронутся внутрь страны огромные караваны; по рекам от моря поплывут пароходы, таща грузовые баржи.
потребностей путешественников.
Последнее слово науки и техники должно быть приложено к оборудованию в самых глухих, неисследованных странах огромных жилых зданий, полных света, простора, воздуха, гигиеничности, удобств, комфорта и развлечений.
Здесь возникнут сады, огороды, метеорологические и астрономические станции, театры, клубы, лазареты, биллиарды, мастерские скульптуры, живописи; музыкальные комнаты для рояля, оркестров; залы для танцев и праздников.
Огромные стеклянные галереи охватят наиболее живописные части лесов, что позволит, не нарушая первобытного порядка природы, внести в него, среди этих сияющих ограждений с входами и сводами, художественную отделку, чистоту оранжереи, изысканность жилого места, превращенного в сплошной сад.
Путешественники, географы, натуралисты, геологи и все вообще ученые, желающие лично заняться исследованиями, прибудут сюда. Кроме того, будет организована сеть агентов, рассеянных по земному шару. На их обязанности будет лежать, входя в соприкосновение со всеми слоями общества, разыскивать беспокойных, стремительных и смелых людей, поклонников неизвестного, мечтающих о далеких опасных путях, приключениях и победах, вербовать их и направлять сюда, где их воображение и наклонности найдут широкий простор.
экспедиции, создаст несокрушимую силу; она отважно ринется в самые непроходимые дебри, исследует и установит течение рек, откроет все реки и озера, ныне неизвестные, измерит и сосчитает горы, изучит флору и фауну, наполнит европейские музеи богатейшими коллекциями, положит на ноты все песни и мотивы диких племен, запишет их сказки и легенды, изучит их обряды и обычаи, привьет им рукоделия и ремесла, научит правильной обработке земли. Будет положено начало рудниковых работ в местах, богатых минералами и металлами, и кто знает, какие еще откроются тачки приложения сил, гнезда которых будут свиты волей и вдохновением там, где раньше не ступала нога белого человека.
Увлеченный Гент долго говорил о своей любимой мечте, переходя от материка к материку. Он набросал схему путешествий к Южному и Северному полюсам, в малоизвестную Полинезию, в центр Австралии, неизвестный европейцам[16], в таинственный горный Тибет, замурованную Японию[17], он говорил о неисследованных морях, вулканах, водопадах и пещерах, и, слушая его, Ливингстон носился вместе с ним среди великих и малых загадок мира. Когда Гент кончил говорить, наступило долгое молчание. Затем Ливингстон сказал:
— Хорошая мысль, мистер Гент! Много здесь будет дела, и я думаю, что нам с вами удастся вместе поработать.
— Я очень хочу этого. Но я буду вас просить, если все сложится так, как я хочу и рассчитываю, оставить в тени мою особу, в глубокой, тихой тени. Я намерен быть простым охотником, не больше того.
— Хорошо. Нам еще много придется говорить обо всем этом. Но скажите, как вы намерены поступить в ближайшее время?
— Я отдохну, соберу караван с надежной охраной и отправлюсь к берегу; затем опять к Руфутским горам, возьму все, перевезу в надежное место и займусь реализацией. Затем я буду ожидать вас в Лондоне. Вы долго рассчитываете пробыть здесь? Ливингстон задумался.
— Я охотно отправился бы с вами теперь же, — сказал он с неподдельной грустью, — но мне осталось каких-нибудь шесть-семь месяцев, чтобы окончательно установить истинные истоки Нила. Вероятно, скоро прибудет сюда Генри Стэнли; с его подмогой я совершу эту последнюю экспедицию и тогда вернусь в Европу.
— Я не буду медлить, — сказал Гент. — Укажите, пожалуйста, мне какого-нибудь более порядочного местного арабского магната.
— Очень хорош был со мною шейх Абдул бен-Саид; его тэмбо стоит на другом конце селения.
— Благодарю вас. — Гент встал и пошел с террасы, Ливингстон смотрел ему вслед, думая о его плане, который чрезвычайно понравился знаменитому путешественнику и долго занимал его мысли.