• Приглашаем посетить наш сайт
    Толстой А.К. (tolstoy-a-k.lit-info.ru)
  • Таинственный лес.
    Глава IV

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13


    IV

    Поезд еще не подошел к вокзалу, а в проходах вагонов толпились уже гуськом пассажиры, тыкая друг друга чемоданами и корзинками. Тут же стоял Рылеев, переминаясь от нетерпения. Поезд равномерно замедлил ход, зашипел тормоз, вагон, дрогнув, остановился, и все мало-помалу, падая друг на друга, вышли из поезда.

    Отдав вещи на хранение, Рылеев прямо с вокзала нанял извозчика. Дорога почти не утомила Рылеева; трое суток, проведенных в вагоне, были так малы в сравнении с пережитым, что вспоминал он о дороге менее всего как о времени. Но путешествие заставляло его чувствовать полный разрыв с прежним, оно само и было разрывом.

    Сказав извозчику адрес, Рылеев весь взволновался, так неотвратимо было теперь, что эту улицу и дом этот он увидит, почувствует. «Какой это дом нумер двадцать девять, какая улица Чудовская?» — спрашивал он, бывало, себя раньше, получая Лизины письма, и, конечно, ничего не представлял себе, но дом и улица, как и все, что имело отношение к Лизе, были обвеяны для него таинственным любовным томлением; в дом этот и улицу, не зная их, он был влюблен тоже. Пасмурное летнее утро бросало на провинциальный город тень скуки. Шли, раскачивая поставленными на голову корзинками, татары, покрикивая: «Апельсины, лимоны хороши», из-за угла выехал порожний извозчик, старая дама в сопровождении кухарки шла с сумочкой на базар, мальчишки пускали змеев. И столичное разнообразие уличных впечатлений мешалось в голове Рылеева с дамой, змеем и апельсинами.

    наступающий серьезный момент. Поняв, что это — слабость, Рылеев нахмурился, стараясь не смотреть на окна, расплатился с извозчиком. «Ну что же, как же произойдет все?» — беспомощно твердил Рылеев, идя по заросшим травой каменным плитам двора к желтому крыльцу с обветрившимися деревянными колонками. Ему вдруг стало так тяжело и так жаль себя, что на мгновение он остановился, глотая закипевшие слезы. «Не надо быть смешным, — сказал Рылеев, — иначе все пропало. Главное — не быть смешным». Заторопившись, он взошел на крыльцо, дернул звонок и тотчас подумал, что Лиза уже слышит звонок, но не знает, кто звонит, а когда узнает — произойдет неизвестно что, странное и по-своему радостное.

    Кто-то, кашляя, сошел по внутренней лестнице. Это была маленькая, остролицая, с подвязанной щекой, старуха в кухонном грязном переднике.

    — Вам что, батюшка? — сказала она, держась за крюк.

    — Елисавета Авдеевна Громова здесь живет? — сдавленным голосом произнес Рылеев.

    — Нет, съехали они, — сказала старуха. — Объявление повесили, давно уж.

    — Куда же переехала она? — спросил Рылеев, злясь на старуху за то, что она сама не догадается сказать ему это. — Куда переехала?

    — А вот не знаю. Уж чего не знаю, так не знаю, батюшка.

    — Как не знаете? — пугаясь, спросил Рылеев.

    — А так и не знаю. Не сказались, а я им человек чужой, не моя болезнь.

    — Как не знаете? — тихо повторил Рылеев, и все всколыхнулось в нем. — Всякая хозяйка это знает, а вы не знаете.

    — Да, не знаю, — проворно и, как показалось Рылееву, торжествующе сказала старуха. — А у меня живет подруга ихняя — может, знаете? — Павлинова, вместе они и столовались; тай зайдите, может, ее спросите.

    «Все разъехалось», — с досадой и острой тревогой подумал Рылеев. Показалось ему теперь, что так же далек он от Лизы, как три дня назад. Покраснев от неожиданности, Рылеев сказал:

    — А что ж, зайду к этой Павлиновой. Проводите меня.

    Он пошел за старухой, шагая через ступеньку.

    «Какая это Павлинова? Может, Лиза все рассказала ей», — думал Рылеев и густо вспыхнул. Но смущение длилось один момент: входя в прихожую, он был уже скрытным, владеющим собой и холодно степенным в разговоре. Это произошло от сильного внутреннего напряжения.

    — Тут вот, — сказала старуха, тыча рукой в дверь, — тут они живут, Павлинова, — стукнитесь.

    Рылеев, прислушавшись, постучал, а внутри поспешно отозвались: «Можно». Старуха, вытирая руки о передник и оглядываясь на ноги Рылеева, ушла. Рылеев открыл дверь, вошел и увидел перед собой высокую, с простонародным лицом женщину. Серые ее глаза, однако, спокойной внимательностью своей обличали интеллигентную горожанку.

    — Извините, пожалуйста, — сказал Рылеев, — я разыскиваю адрес своей знакомой, Лизаветы Авдеевны. Может, вы знаете?

    Чувствуя, что подозрительно комкает речь и надо говорить подробнее, он поправился:

    — Мне сказала, должно быть, ваша хозяйка, старуха, тут внизу. Вы, что ли, коротко с ней знакомы были? Так вот, пожалуйста. Позвольте представиться: Рылеев.

    — А я — Павлинова, — сказала женщина и замолчала, пристально смотря в лицо посетителя.

    «Как долго смотрит на меня. Наверное, все знает и теперь рассматривает», — с тоской подумал Рылеев. «Перестань глазеть!» — мысленно закричал он, а вслух сказал:

    — Очень прошу вас сообщить.

    — Да я не знаю ее адреса, — натянуто произнесла женщина. — Не знаю, не знаю.

    После такого ответа, разумеется, следовало извиниться еще раз и уйти, но он стоял и ждал, сам не зная чего, бегая глазами по углам комнаты. Она пестрела дешевыми обоями, было в ней много аккуратно разложенных книг, по стенам — открыток, и веяло скучной трудовой жизнью.

    — А может быть, знаете? — подумав, спросил Рылеев.

    Логика положения была за то, что эта женщина знает, но не желает сказать.

    — Нет, повторяю вам.

    — Нет, знаете, — твердо сказал Рылеев. Павлинова, слегка покраснев, нетерпеливо пошевелила рукой, глаза ее взглянули на Рылеева без смущения, раздумчиво, и по этому взгляду, а в особенности по тому, что сам хотел этого, Рылеев сразу, инстинктом угадал, что Павлинова не только знает, где Лиза, а знает, кто такой Рылеев, его положение и не сочувствует Лизе; но ему было уже все равно, что подумают о нем.

    Шагнув вперед, он сказал:

    — Вы знаете. Скажите, пожалуйста.

    — Какое вы имеете право?.. — спокойно начала Павлинова, но, заметив, что Рылеев бледен и не в себе, вздохнула, опустила голову и прибавила: — Я знаю, правда, но вам не скажу.

    — Почему? — раздражаясь, спросил Рылеев. — Какой же смысл?

    — Лиза просила не говорить вам.

    — Я все-таки прошу вас.

    — Нет, извините.

    Оба были взволнованы и то прямо, твердо смотрели друг другу в глаза, то отводили их. Прошло несколько секунд тяжелого молчания.

    — Ну, так вот же, — глухо сказал Рылеев, — ради вашей матери…

    — Ну, — сказала она лениво и запинаясь, — я вам скажу. Знаете село Крестцы? Вот там. Там живет мужик Аверьянов, запишите: у кузницы, — у него и живет она на квартире.

    Рылеев глубоко вздохнул. Ему не пришло даже в голову спросить, где это село и сколько до него верст. Сказанное Павлиновой без записи отпечаталось в его мозгу. По голосу Павлиновой было видно, что выдать секрет ей неприятно, но любопытно, как всякому, имеющему возможность повернуть хотя бы на вершок колесо чужой жизни.

    — Спасибо, спасибо вам! — горячо сказал Рылеев и, взяв руку Павлиновой, пожал ее. — Пожалуйста, извините меня.

    Узнав, что было ему нужно, он чувствовал теперь стыд за то, что выдал себя; но со стороны этого не было заметно, а казалось, что человек настойчив и странен. Поклонившись еще раз, Рылеев вышел на улицу, вспомнил, что в конце разговора Павлинова принужденно улыбнулась, и ужаснулся тому, что не в состоянии подойти к Лизе сам, что тут мешаются и будут мешаться чужие люди.

    — растерянно спрашивал себя Рылеев, выходя к рынку. — Почему село, Павлинова и что от меня скрывают? — Глубокий тормоз неожиданностей топил все его планы и ожидания. Построив несколько бессмысленных, невероятных догадок, Рылеев усмехнулся, захотел есть и, поравнявшись с галдящей у дверей трактира кучкой мастеровых, вошел в заведение.

    Едкая вонь щипала глаза; пахло кухонным чадом; у стойки мужики ковыряли пальцами в соусниках. Постояв, Рылеев из чувства брезгливости хотел уйти, но, подумав, сел к столику. Глубокая рассеянность овладела им. Сев, он тотчас же перестал и брезговать и удивляться себе, зашедшему в простонародный трактир.

    — Что изволите заказать? — отвыкшим от подобострастия голосом, но тонно спросил половой.

    — Суп, щей там… жаркое. И водки, — поспешно прибавил Рылеев, — немного.

    — Графинчик возьмете?

    — Ну, графинчик.

    Он принялся есть, жадно, торопливо, глотая куски, а перед едой выпил три рюмки. Ударило в голову, стало немного терпимее. Когда заиграл оркестрион, Рылеев стал напряженно думать о будущем, почувствовал, как любима, враждебна, мила и далека теперь ему Лиза, и испытал ощущение, похожее на то, что чувствует нетрусливый путник, подъезжая на бойких лошадях к темнеющему ухабу. Хотя Рылеев и понимал, что это не что иное, как возбуждающее действие хмеля, все-таки ему было приятно чувствовать себя готовым на все. Он не замечал, что он действительно не совсем тот Рылеев, который аккуратно придумывал жизнь, сидя в библиотеке, но разница была еще так ничтожна, как между обрезанным и разорванным по сгибу листом бумаги. Неизвестность сосала его, хотя многое верно понималось им инстинктивно, но понимание это не переводилось ни на слова, ни на представления — род болезненного предчувствия; так иногда приведенный с завязанными глазами человек знает, есть кто или нет возле него.

    Задумавшийся Рылеев очнулся, посмотрел вокруг; посетители не обращали уже на него внимания, машина гремела.

    — Что это играют? — спросил Рылеев.

    — Польку-мазурку, — сказал половой, отыскал глазами на столе рылеевский рубль, брякнул сдачей и отошел.

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

    Раздел сайта: