Поиск по творчеству и критике
Cлово "1939"
Входимость: 2. Размер: 17кб.
Входимость: 2. Размер: 7кб.
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Входимость: 2. Размер: 46кб.
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 99кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 17кб.
Часть текста: наволоки выпирающий из щучьего бока, — я допускаю, что магазин стоит не на веселом месте. Слева — кладбище, справа — бойня, в ан-фас — сумасшедший дом, а на горизонте пороховой склад. Такой район не улыбается. Но это же еще не причина, чтобы три месяца мариновать на складе боченок бывших королевских сельдей. Ведь это же разорение! Подсолнечное масло — так оно прогоркло, вакса высохла на мою голову, что же касается чернослива… В этом месте Самуил Мебель схватился за лысину и поник над щукой. — Самуил, — заныл в дверях голос мадам, — Самуил, это же нельзя выдержать, то то, то се. То царь, то коммуна, то нет лавки, то есть лавка, то Сарочка, то Мирон! — А что Мирон? — запросил Самуил Мебель с тревогой. — Самуил, — снова заныла мадам Мебель, взявшись за глаз, — разве ты не видишь, что Мирон крутит?! — Крутит? Не может быть. И так-таки с кем? — Сиделка из сумасшедшего дома. Так он ей и миндаль, и ваниль, и кокосовые пуговицы, Самуил. — Жаль, что не подсолнечное масло. Очень жаль. — А чернослив, Самуил, чернослив прямо пачками! Самуил Мебель, опять ухватившись за лысину, подошел к окну. А за окном стояла ночь. Город был полон ею до краев, налит ею, как стакан — водой. Внизу, под окном, в черных, смятых и жарких кустах, вздрагивал женский голос, покашливал бас, белели руки, и алая точка папиросы висела в воздухе, как птичий глаз. — Ты слишишь, Самуил, — застонала мадам Мебель, — ведь это наша Сарочка...
Входимость: 2. Размер: 7кб.
Часть текста: выдающегося русского писателя Александра Степановича Грина (1880-1932) составлена на основе документов из государственных и частных собраний, периодических изданий, в том числе — прижизненных, а также автобиографии писателя, воспоминаний современников, дневниковых записей и писем. Коллективный труд научных сотрудников Феодосийского литературно-мемориального музея А. С. Грина. Составитель: Наталья Яловая. Комментарии: Людмила Варламова, Лариса Ковтун, Алла Ненада. Слово составителя «Вся моя жизнь в моих книгах, пусть там потомки и ищут ответа», − обычно так отвечал Александр Грин на просьбу рассказать о себе. А в разговоре с близкими людьми объяснял: «Не люблю пустого залезания в чужую душу. Словно писатель − магазинная витрина: пяль всё наружу». Однако, когда Вера Павловна Калицкая, первая жена писателя, задумала собрать материал для его биографии и предложила ему ответить на вопросы, она не получила отказа. В результате появился уникальный документ, в составлении которого приняли участие Вера Калицкая, Александр и Нина Грин. Обладателем этой бесценной реликвии является Феодосийский литературно-мемориальный музей А. С. Грина. На первой странице тетради рукой Веры Павловны сделана...
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Часть текста: и, найдя, закрывались. Грин отвечал: «Вам нужно побриться», или «Второй месяц читают мой рассказ в этом самом журнале. Рассказ, должно быть, понравился. А посему — возвратят». Александра Степановича я встречал в семейных писательских домах. Большинство им не интересовалось, ибо это большинство было малокультурно и честолюбиво без малейших к тому оснований. Девять десятых этого большинства уже умерло, одна десятая давно не пишет. Но в свое время это большинство представляло собою литературное окружение Грина. Понятно, что оно его не любило, не понимало и всерьез не принимало. Номер еженедельного дореволюционного журнала, где печатался Грин, открывался скупым и бесталанным рассказом какого-нибудь Лазаревского или Каплуновского, в этом номере самодовольно попискивали стишки Леонида Афанасьева, Рославлева, Сергея Михеева. Литературные дамы типа Изабеллы Гриневской помещали ответы свои на анкету журнала «Что такое красота?». В конце номера, «заламывая котелки», острили бессменные Агнивцев и Шебуев. Где-нибудь на...
Входимость: 2. Размер: 46кб.
Часть текста: На этом можно было бы поставить точку. Так жил и так умер Грин. Все остальное – легенда. Возможно, следы ее остались в этой книге, потому что отделить легенду от вымысла иногда бывает очень сложно, хотя автор этой книги именно к тому стремился. Но история Грина – тот самый случай, когда недостаточно рассказать лишь о нем самом и промолчать о том, что ждало его жену и любимую его героиню, его Ассоль, Тави Тум, Дэзи, Молли, Джесси, его Недотрогу. И история эта будет по-своему не менее трагичной и несправедливой, чем история жизни самого Грина. Она осталась жить вдвоем с матерью в Старом Крыму в том самом саманном домике, где умер Грин. Постепенно приходила в себя, переписывалась с Новиковыми, с Надеждой Яковлевной Мандельштам, с литературоведами Владимиром Смиренским и Корнелием Зелинским, позднее – с Паустовским. Но самым близким человеком для Нины Николаевны оставалась Вера Павловна Калицкая и больше всего в фонде Грина именно ее писем. «8 июля, в 6 ч. 30 мин. вечера умер Саша, милая Вера Павловна! Агония длилась сутки. Умер очень тихо – отошел. Я все время держала его за руку и гладила по голове, чтобы ему было легче. Утром вспрыснула морфий, чтобы хотя бы и без сознания, но не было у него болей. Он сразу перестал стонать и только...
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Часть текста: я засиживаюсь. - Ну, иди, иди, - лениво сказал Турпанов, расчесывая бороду гребешком. Ксения кивнула головой и сбежала по лестнице. На дворе ей встретился Кузнецов. Это был круглоголовый, серый, семинарского типа человек, лет под тридцать, в рыжем драповом пальто, скучный и нездоровый. - Дома Влас Иванович? - спросил он, вяло здороваясь, и, получив утвердительный ответ, поднялся наверх. - Раздевайтесь, - сказал Турпанов. - Жену видели? Что нового? Кузнецов хмыкнул, потирая озябшие руки, долго смотрел в глаза Турпанову и, словно очнувшись, скинул пальто. - А? Нового? - сказал он. - Ничего нового нет. Я спрашивал у мужиков, когда река встанет. Никто ничего не знает. Лет тридцать, говорят, такой зимы не было. Теперь ведь шестое. А? - Да, шестое ноября. - Турпанов расстегнул воротник сорочки, выпятив круглую, белую, волосатую грудь, и стал растирать ее ладонью. - Я хорошо выспался. Надоело сидеть на острове. Поздняя северная зима сильно угнетала жителей Тошного острова. Река медлила замерзать; легкое ледяное сало, а потом более крупный, сломанный оттепелями лед плыл, загромождая русло грязно-белой коркой; по временам льдины скоплялись у берегов, примерзали, и вода затягивалась стекловидным полувершковым льдом; он держался ночь, а утром таял, дробился и уплывал в море. Маленькие пароходы, бегавшие летом из города к острову и обратно, постепенно перестали ходить совсем. Тошноостровцы вздыхали о санной дороге и маялись. - Пароходы больше не пойдут, я думаю, - сказал Турпанов. - А хорошо бы в город попасть. Пообедать в ресторане, сходить в кинематограф даже просто пройтись по улицам. - Глафира Федоровна вчера мужа за обедом ругала, - захохотал Кузнецов, - я даже в тарелку прыснул. "Дурак, идиот, скотина", а он сидит и краснеет. Вчера зашел к Меркулову, он сидит и бьет себя по коленке молоточком - купил специально молоточек. На одной ноге стоял, - забавно смотреть. Сухотку спинного мозга отыскивает. - Значит, все...
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Часть текста: окно. Пускал дым не один Пожидаев. Беренс, шагая от окна к двери и обратно, ожесточенно курил папиросу за папиросой. Когда Берлога отворил дверь, он лицом к лицу столкнулся с предисполкома и на всякий случай проговорил: — Извиняюсь. Беренс поглядел на него невидящими глазами, повернулся и вновь зашагал по кабинету. Берлога не решился зайти к редактору: может быть, беседа с предисполкома — секретная? Он остался за дверью. В кабинете зазвонил телефон. Берлога услышал бас Пожидаева: — Товарищ Корт? Да… сейчас едем. С Беренсом, да. И редактор с предисполкома прошли мимо репортера, не заметив его. Автомобиль примчал их к ЗУР'у. Беренс был мрачен. На запросы из Москвы он не мог ответить ничего точного. Причины и цели пожаров оставались тайной. А Пожидаев, покачиваясь, мечтал. Он воображал на первой странице «Красного Златогорья» жирный заголовок: Тайна пожаров разоблачена! или лучше: Конец большим пожарам! Красный петух — прочь от Златогорья! или что-нибудь вроде. А затем подробнейшая статья, разъясняющая все решительно: преступников, мнения общественных деятелей… Тут Пожидаева бросило на Беренса, и только он успел стукнуться лбом о плечо приятеля, как машина накренилась на другой бок, — и Беренс навалился на редактора всей своей тяжестью. Это перед самым ЗУР'ом машина, рванув, взяла максимальную скорость. — Стой! Куда? — крикнул было Беренс и замолк, чуть не откусив язык. Его так же, как и редактора, завертело на ухабах и колеях, толкало о стенки автомобиля, стукало, било. Машина, дрожа, бешено мчалась, неизвестно куда. Машина (или шофер) сошла с ума. Проскочив мимо ЗУР'а, автомобиль вылетел за город, унося в пустынные поля двух ответственнейших работников...
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Часть текста: Глава IX. Красные и алые паруса Глава IX КРАСНЫЕ И АЛЫЕ ПАРУСА Отношение Грина к революции долгое время оставалось одной из самых сознательно запутанных страниц его жизни, и мнения исследователей тут расходились. Одни считали, что Грин был более революционен, другие, что менее, но высказывать все до конца не давала цензура, точно так же, как теперь верно расставить акценты порой мешает конъюнктура. Когда в недавней очень толковой статье Алексея Вдовина «Миф Александра Грина» читаем про нашего героя, что «от социальных потрясений он спасался в тихой заснеженной Финляндии или цветущем Крыму. Верный инстинкт писателя позволял ему вовремя отойти в сторону. Это в конечном итоге и помогло Грину создать свой мир и свой миф»,[171] – звучит это красиво, но не совсем точно, ибо наслаивает миф на миф. Мифы с противоположным знаком, придуманные в 60-е годы Вл. Сандлером и Э. Алиевым, напротив, представляют Грина писателем революционным, изображавшим Февральскую революцию сатирически, а Октябрьскую приветствовавшим, «глубже...
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Часть текста: «по прошению отца». 1891, август – Александр вновь поступает в 1-й класс ВАРУ. 1892, 15 октября – Александра исключают из 2-го класса за сатирические стихи, высмеивающие учителей. 19 октября – Александра принимают в Вятское городское четырехклассное училище. 1894, осень – Ученик 3-го класса Александр Гриневский уволен из училища на две недели за плохое поведение. 1895, 23 января – От чахотки умирает мать Александра Анна Степановна. Май – Отец Александра Степан Евсеевич женится на вдове Лидии Авенировне Борецкой. Александра отселяют из семьи из-за конфликтов с мачехой. 1896, июнь – Гриневский заканчивает Вятское городское четырехклассное училище. 23 июня – Отправляется в Одессу поступать в Мореходные классы. Август – Принят учеником матроса на пароход «Платон». В октябре за неуплату денег на содержание высажен в Одессе. Осень– Поступает на службу матросом на шхуну «Святой Николай», идущую в Херсон. Не получив расчета, возвращается в Одессу. 1897, весна – Нанят матросом на пароход «Цесаревич», идущий в Александрию. На обратном пути уволен за конфликт с капитаном. Июль – Возвращается из Одессы в Вятку. Осень и зима – Служит в канцелярии Вятской городской управы, зарабатывает перепиской документов и ролей для актеров городского театра, играет «третьестепенные» роли, около недели посещает железнодорожную школу. 1898, июль – Александр Гриневский уезжает из Вятки в Баку, где работает на рыбных промыслах, служит на пароходе «Атрек», бродяжничает. 1899, весна – Возвращается из Баку в Вятку, поступает банщиком на станцию Мураши Пермь-Котласской железной дороги. Осень – Работает в железнодорожных мастерских Вятского депо. Сочиняет сатирические рассказы о Вятке. 1900, с 19 апреля по 19 июля – Служит...
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Часть текста: «Новому сатирикону» выпустил книгу Грина «Происшествие на лице Пса», воспринимал его не слишком серьезно. «Отношение Аверченко к Грину имело характер покровительственной симпатии, – вспоминала сотрудница „Нового сатирикона“ Л. Лесная. – Ему нравилось бродить с ним после редакционных совещаний по набережным. Странно было видеть их вместе: излучающий здоровье, улыбающийся человек атлетического сложения, всегда элегантный, а рядом Грин – в темном пальто с поднятым воротником, бледный и хмурый».[143] Звал Аверченко Грина – «господин заядлый пессимист» и призывал бросать «черную мерехлюндию». Однако та его не покидала. В 1915 году в анкете «Журнала журналов» на вопрос, как он живет, Грин желчно отвечал: «Как я работаю? Только со свежей головой, рано утром, после 3 стаканов крепкого чая, могу я написать что-нибудь более или менее приличное. При первых признаках усталости или бешенства бросаю перо. Я желал бы писать только...
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Часть текста: наконец, определился как писатель. Творчество А. Грина – это своеобразная пограничная полоса между романтизмом и реализмом. Поэтому долго в литературоведении существовали две противоположные точки зрения: первая – Грин – реалист, вторая – Грин – романтик. В чём только не обвиняли писателя: в бегстве от действительности, в стремлении заслониться от неё вымыслами, в пессимизме и отчаянии. Все эти обвинения вызывают сейчас двойственное чувство: во-первых, ясно их несоответствие творчеству Грина и самой личности писателя, но что-то не даёт нам возможность отмахиваться от этих высказываний, - может быть представление о «конфликтности» отношений гриновской прозы и реального мира. Литературная судьба А. С. Грина сложна. Придя в русскую литературу в 1906 году и опубликовав за четверть века литературной работы свыше четырёхсот произведений, этот интересный художник никогда не пользовался расположением критики. До революции о нём писали мало и, за исключением нескольких статей, пренебрежительно, считая его подражателем западноевропейской развлекательной беллетристики. С первых же лет литературной работы Грина критика отмечает необычность, странность всего происходящего в его произведениях. Грина привлекает мир «гигантов и чародеев, герои его с именами, равно чуждыми всем народам на свете, живут и действуют в феерической обстановке, в которую читатель верит, хотя и понимает, что она вымышлена»1, - таков смысл одной из самых ранних статей о Грине. В дальнейшем все исследователи творчества писателя обвиняли его в «значительном умении рассказывать о странных и редких приключениях»2, о «невероятности обстановки и туманной обрисовке действующих ...